21.05.2012
А почему бы, собственно, и нет…
Вместо эпиграфа
Из философского
Я все чаще замечаю—нет, не “что меня, как будто, кто-то подменил”, но почти—что голова моя работает иначе, переставляют какую-то мебель тут, обои переклеивают. Мне кажется, интернет нас всех, кто в нем по роду занятий или по привычке поселился и прописался, меняет и переделывает. Запоминать факты стало, как будто бы, не нужно. Читаешь статью в Википедии—сухого остатка, кажется, вообще нет: зачем складывать это все в голову, если все и так под руками—стоит только поскрести очередной спичесный коробок с экраном, набрав поисковую фразу. Заметьте, я не собираюсь брюзжать о якобы бездушном виртуальном мире, в котором нет пыльных библиотек, грамофонных пластинок и других настоящих вещей. Чем больше книжек в моем Киндле, тем меньше мне таскать за собой из комнаты в комнату—прекрасно. Фотографии в альбомах – никакой ностальгии, давайте все оцифруем, никакой тоски по золотым переплетам.
Что мне не нравится, так это вот этот сквозняк в голове—одни только ссылки, контент где-то там, на внешних носителях.
Впечатления, воспоминания… “А вот когда я была маленькой девочкой…” Хорошо, когда я был маленьким мальчиком, я еще помню худо-бедно, а стал взрослым дядей, и чувствую всё так и норовит остаться в фейсбуках с твиттерами. Фоточку – щелк, на инстагр.ам сложил – вроде бы жизнь удалась на сегодняшний день. Нет, извините, я хочу помнить вкус шашлыка, а не то, что с ним фотографию “залайкало” десять человек (из которых двоих я вообще не могу вспомнить, откуда они взялись).
И что..?
Ну, собственно, то, что давайте будем покороче (век-то, все-таки, 21-й), но почаще записывать что-нибудь более значимое, чем “Yuri checked into Bulochnaya” (you and 2 friends liked this). Собственно, если формат немножко изменится в сторону “короче, но чаще”, вас предупредили.
Так вот
—Макс, все в порядке?
—Да,—не оборачиваясь, начинает потихоньку уезжать от меня, его лыжи иногда разъезжаются в разные стороны, и он оступается в глубоком снегу.
Вот ведь, гвозди бы делать из таких людей. Первый раз он свалился на “большом подъемнике” в этом же самом месте, я слез следом, и мы благополучно вытащили друг друга из снега, добрались до обработанного склона, всё прекрасно. И вот, стоило нам с мамой, достав термос, присесть передохнуть, через пять минут я услышал знакомое “а где Макс?”—обычно он сваливает куда-нибудь вслед за своими братьями—но в этот раз зоркая мама увидела его желтый шлем у подножия того же самого большого подъемника, уже когда очередной крючок дернул его вперед, к вершине славы. Пришлось выплевывать кофе, впрыгивать в лыжи и догонять.
Вообще-то, у нас тут, конечно, неахти какие огромные масштабы, мы ему разрешаем шаробаниться по склонам, которые он знает, но сегодня, вот, захотелось ему на самый верх, а там уже как-то более одиноко, дует ветер и вообще.
И, значит, гордый—типа, не надо было за ним ехать спасать—сам упал, сам вылезает. Справедливо, но успел я, кажется, вовремя—ехать он начал куда-то уж совсем в страшные овраги, с кустами и камнями.
Вылезли, отряхнулись, все хорошо. Поехали дальше.